Медаль за город Нурсултан

Почему переименование столицы и назначение дочери наследницей предвещают крах назарбаевской модели в Казахстане.

Спустя сутки после отставки Нурсултана Назарбаева с поста президента Казахстана конфигурация властного транзита в стране становится более прозрачной. С одной стороны, на уходящего президента, остающегося нацлидером-елбасы, обрушивается цунами совершенно неприличных, не евразийских даже, а просто азиатских почестей. Столицу страны постановлено переименовать в Нурсултан (в переводе звучит особенно аутентично: «Свет султана»), в каждом областном центре предписано иметь улицу в честь первого президента.

С другой стороны, на должность главы сената (фактического вице-президента страны, вместо занявшего президентский пост Касыма-Жомарта Токаева) избрана Дарига Назарбаева. Таким образом она становится наиболее вероятным преемником власти отца. Токаев выступает как временный местоблюститель при передаче власти, а чиновничьи группы, противостоящие семейным, ничего существенного не получают.

Ничего неожиданного в таком варианте развития событий, конечно, нет. В конце концов — родная кровь, кто ж осудит. Но это именно тот вариант, о котором эксперты довольно единодушно говорят как о программирующем Казахстан на долгосрочный политический кризис. Ни региональные кланы, ни чиновники не примирятся по-настоящему с переходом власти к Дариге, начнутся смуты, власть центра будет ослабевать, Казахстан станет более открыт влиянию внешних сил, в том числе заинтересованного в создании там конфликтной зоны Запада, как раз и поддерживающего госпожу Назарбаеву.

Но самое удивительное то, что неизбежность кризиса с очевидностью заложена в синхронности этих решений. И почему этого не видит Назарбаев — загадка.

Можно иметь в стране архаическую политическую культуру, когда столицу переименовывают в честь Отца Нации и обязательная лесть самых неприличных размеров является частью повседневного ритуала. Это, как правило, связано с обязательным низвержением имени предшественника с установлением власти и культа нового «бабая», как в Туркменистане, где после смерти Туркменбаши его золотую статую убрали, а затем сослали на окраины города. Архаическая политическая культура может простираться так далеко, что некоронованный властелин оставляет власть своему ребёнку.

Такой паллиатив монархической ханской власти может работать, почему бы и нет? Вполне возможно, конечно, с другой стороны, правление в восточной стране образованной женщины, доктора наук, дочери политического лидера. Тут можно вспомнить Беназир Бхутто или вообще Индиру Ганди. Хотя обе они, напомним, погибли от рук террористов.

Но нельзя иметь всё и сразу. Нельзя одновременно укатываться и в дремучую архаику в виде прижизненного переименования городов в честь хана, наследственности власти... и передачи этой власти по наследству образованной дочери. Женщина-лидер — это принадлежность политического модерна, и с архаичной лестью в честь отца нации, которая требует патриархальности, она клеится очень плохо.

Не случайно, что, к примеру, в России период женских правлений пришёлся на максимальный европеизаторский порыв. Культ отца нации удался в Турции, однако развивался он после смерти Кемаля Ататюрка, и городов в его честь всё же не переименовывали. Индира Ганди не называла городов Нерубадами, тем более это не предполагалось при жизни отца. Беназир Бхутто так и вовсе пришла к власти через много лет после того, как её отец закончил жизнь в петле, и «наследницей» никак не была. Ли Куан Ю с большим промежутком во времени увидел во главе Сингапура сына, но о Ликуанюйске речи не было. Совместить средневековую прижизненную лесть, наследование престола по женской линии и женщину-президента решительно невозможно. И открывающиеся перед Казахстаном перспективы выглядят мрачновато. Хотя для долгосрочных русских интересов превращение Астаны в Нурсултан, несомненно, выглядит плюсом.

Астана была символом господства казахского национализма над русским севером страны, политики ползучей дерусификации, уменьшившей за назарбаевские годы русское население на 3 миллиона человек. Астана была притязанием на создание крепкого казахского национального государства. Столица Нурсултан — это всего лишь признак ещё одного скоромимоходящего степного ханства, каковых в истории Великой Степи были сотни и сотни. Это значит, что единый крепкий «Казахстан для казахов», спаянный чем-то большим, чем личной волей одного человека, у Назарбаева в итоге так и не получился (хотя Нурсултан Абишевич приложил массу стараний и, казалось, преуспел).

В один день рухнул миф, что «у Казахстана получилось» и что Назарбаев создал цивилизованный западный национализм, который покончит с имперскими притязаниями «дремучих ватников». Национальный Казахстан мог устоять, особенно в условиях слабости России, не желающей на южной границе ничего, кроме стабильности. Казахханство — не устоит, начнёт разлетаться на куски. И тут уже только от нас зависит, в какой мере и какими средствами мы сможем обеспечить пограничную стабильность.