Всегда за русских: Памяти Константина Крылова

Болезнь решила не размениваться на периферию, ударив насмерть сразу по главному его органу – мозгу, тем самым как бы подчеркнув то, что и так было хорошо известно всем, кто был хотя бы немного знаком с ним и его творчеством: Крылов был одним из самых умных русских людей нашей эпохи. В некоторые моменты мне казалось – самым умным на нашей планете.

Это не значило, конечно, что всегда и во всём он был прав (обладание даже величайшим умом не гарантирует обладания полнотой истины) – он часто ошибался, иногда очень сильно ошибался. Но главное – этот величайший русский ум современности всегда с удивительной последовательностью был за русских.

Как пламень русский ум опасен

Очень трудно отстранённо писать о человеке, с которым тебя связывали четверть века дружбы, сотрудничества, бесконечных душевных бесед, раздражений, обид, примирений, но мемуары я напишу как-нибудь в другом месте, а здесь нужно рассказать о Крылове как о важной фигуре в истории русской мысли и политики.

Он родился в 1967 году в Москве. Его мать Валентина Ивановна работала на довольно высокой должности в Первом главном управлении КГБ СССР (внешняя разведка) и занималась разработкой аналитических систем раннего предупреждения о возможном нападении. Эта психологическая установка – раннее распознавание угрозы и предотвращение её, восприятие мира под углом возможной опасности для твоего народа –доминировала в Крылове от начала и до конца. Он и сам успел какое-то время поучиться на разведчика и послужить, но этот период был крайне непродолжителен, так как советская разведка рухнула вместе с системой.

Крылов имел два образования – физико-математическое, с уклоном в последнее, и философское. Однако масштабный аналитический ум, умение классифицировать явления, выявлять их метафизическую сторону были лишь частью его личности. Это был человек ренессансного масштаба талантов – великолепно рисовал, музицировал, писал стихи, был исключительно талантливым писателем. Творчество писателя-фантаста Михаила Харитонова в последние годы его под себя подминало, что давало несколько более широкое социальное признание (в России государство и часть общества, увы, недолюбливают мыслителей-интеллектуалов и для того, чтобы позволить им жить, вынуждают их притворяться "писателями"). Человек это был жизнелюбивый, необузданный, брызжуще яркий, и в то же время огромной внутренней дисциплины и цельности.

Как я уже сказал – его ум, начитанность, продуманность мнений были таковы, что оставалось только восхищаться теми возможностями, которыми, оказывается, может обладать интеллект, выросший в русской среде, на книгах на русском языке, напитанный русской культурой и русскими мыслями. Приходило в голову стихотворение Вячеслава Иванова, самим Крыловым очень любимое:

Своеначальный, жадный ум, –
Как пламень, русский ум опасен:
Так он неудержим, так ясен,
Так весел он – и так угрюм.

Самой странной, непривычной и, чего уж там, для меня лично дискомфортной чертой Крылова было его вероисповедание. Оказавшись в 1992 году в Средней Азии, он каким-то образом познакомился с тамошними беженцами из Ирана и принял маздеизм (зороастризм). В преимущественно православной или, на худой конец, обиженной на Православие среде русской мысли он поэтому всегда был немного белой вороной. Наши споры о религии с ним продолжались часами и никогда ни к чему не приводили.

Однако и это экзотичное вероисповедание было напрямую следствием особенностей его интеллекта. Оно позволяло Крылову оставаться очень рациональным и чётко заточенным на то, чтобы всегда и во всём видеть врага во всех его проявлениях. Врага не как внутреннего искусителя, что характерно для христианского вероучения, а как внешнюю безжалостную силу, с которой не договоришься. А мир как действие, как благость, как красоту он воспринимал не столько как повод для радости и благодарности, сколько как оружие, направленное Творцом против Врага.

Учил ненавидеть врагов

Со временем этот дуализм начал играть с интеллектом Крылова дурные шутки, но для становления русского национализма в конце 1990-х и 2000-х роль особенностей его мышления была исключительной. Крылов учил русских ненавидеть врагов.

Наше христианское сознание учит нас любви, пониманию, прощению по отношению к своим личным врагам и, к сожалению, это настроение невольно перехлёстывает и в общественную жизнь. Мы стали не "прощать" зло, а его забывать, не помнить, даже не осознавать сделанное против нас зло в качестве такового. Вопреки тому, чему учил свт. Филарет Московский – "Гнушайтесь убо врагами Божиими, поражайте врагов отечества, любите враги ваша", мы начинали гнушаться собой, бить ближних – своих же собратьев русских, любить врагов отечества и лебезить перед врагами Божьими. Русское национальное самосознание, порой даже у патриотов, дошло до точки мазохистского самоунижения, "самокозления" (как выражался Крылов).

Тогда-то и раздался сперва негромкий, доходивший только до ограниченных интеллектуальных аудиторий, затем всё более мощный голос философа:

Мы тут в России доблажились. До того, что нас просто затоптали. Мы улыбались в ответ на плюхи, и теперь нам ломают рёбра. Над нами – без большого труда – взяла верх Нерусь и Нежить. Да в том-то и весь секрет. Русский такой – он зла не помнит. Не то чтобы даже прощает зло (прощение – действие сознательное), а вот именно что не помнит. И ежели гадить ему понемножечку, каждый раз помалу, то обобрать его можно полностью и целиком, – а потом-то можно будет уже и оттянуться и покуражиться, благо "уже не встанет". Ну а ежели встанет и опять как-нибудь выберется – тоже не страшно. Память-то коротенькая. Всё простит и забудет на радостях. Потому, соответственно, всё и можно. Традиционализм – это, скажем так, нечто противоположное такому вот "без памяти прощенью". Традиция – это Память, и – прежде всего – память о содеянном против нас зле.

Крылов проговаривал очень важные для офоршмаченного ельцинизмом и зачуханного мнениями и требованиями мирового сообщества вещи: у русских есть враги, они нас ненавидят, ненавидят они нас не "за то, что мы им сделали что-то плохое", а просто так, а, может быть, и за то, что мы сделали им что-то хорошее, или просто за то, что мы хорошие. Мы не должны извиняться за своё существование, не должны выпрашивать извинений за действительные и мнимые вины, мы должны быть собой, делать то, что должны делать, помнить зло, воздавать за него, а главное – не позволять творить с собой зло в дальнейшем.

Не допускать зла

Этот принцип превенции зла, предотвращения зла – и зла вообще, и зла конкретно-исторического, направленного на нас, русских – является центральным в крыловской философии. Именно ему посвящена, прежде всего, его главная и пророческая книга – "Поведение", которая со временем, я уверен, будет признана одним из величайших вкладов в историю социологической мысли.

Безупречная логическая конструкция этой небольшой, прочитываемой за один вечер, книги, очень проста. Существуют всего четыре логически возможных модели нормальной человеческой этики. Первая: "Я должен поступать с другими так, как другие поступают со мной". Вторая: "Я не должен поступать с другими так, как другие не поступают со мной". Третья: "Другие должны поступать со мной так, как я поступаю с ними". Четвертая: "Другие не должны поступать со мной так, как я не поступаю с ними". Иными словами: не позволяй другим делать зла в отношении тебя. Это не значит непременно мсти – месть, как раз, как правило, плохая стратегия – предотвращай, не допускай, удерживай от зла.

Эти четыре модели порождают каждая по определённому типу цивилизации, которые Крылов с интуитивной точностью обозначил четырьмя сторонами света: Юг: "Поступай как все"; Восток: "Не делай другим зла, которого не хочешь себе"; Запад: "Позволяй всем делать то же, что и себе"; Север: "Не позволяй поступать с тобой так, как ты не поступаешь с другими". Первые три цивилизационные системы уже вполне реализовались в соответствующих географических регионах, и только Север находится ещё, в сущности, в зачаточном состоянии.

Крылов предложил прогнозирование основных процессов в России на основе 12-летних циклов, которые можно отсчитывать от 1917 года. "Северная" система, как эмбрион, проходила в своём этногенезе предшествующие стадии филогенеза, подражая с 1917 по 1953 год "Югу", с 1953 по 1989 год – Востоку, а с 1989 по 2025 год – Западу, проходя в каждом случае стадии взрыва, расцвета и стабилизации – упадка. Его прогноз, сделанный в 1997 году, реализовался минимум дважды: в 2000-2001 годах российский западнический капитализм пришёл к стабилизации, а в 2012-2014 годах стал изживать себя, сменяясь поиском новых, более аутентично русских идей. Жаль, что как будут развиваться события около 2025 года, Константин Анатольевич никогда не узнает, но события этого 2020 года уже доказывают, что мир Севера, мир сепарации добра и зла, своих и чужих, мир, стремящийся к превенции зла, уже стучит в ворота.

Деятельность Крылова как русского националиста была посвящена именно идее национального освобождения русских как в политическом, так и в ментальном смысле. Фото: Илья Питалев/ТАСС

Его отношение к Западу было двойственным. Он его ненавидел и презирал как извращение человеческого духа, что особенно ярко выразилось в одном из самых злых его текстов – антиутопии "Новый мировой порядок". В то же время он восхищался эффективностью Запада и никогда не считал, что мы сможем превозмочь "их" только потому, что мы духовнее. Мы должны быть умнее, жёстче, безжалостнее, эффективнее, чем они.

Национальное освобождение

Важной идеей Крылова, органично вытекавшей из его мировоззрения, было понимание того, что, наряду с нормальной этикой, в человеческих обществах существует и ненормальная: "Я буду делать другим то, чего они мне не делают" (с отрицательным знаком, положительного варианта он, увы, не хотел видеть). Это этика варварства (есть ещё близкая к ней этика паразитизма). Его ненависть к варварству и паразитизму, воплощавшим его историческим силам, явлениям, этносам была беспощадной и в эпоху закручивания гаек в отношении русского национализма закономерно довела до приговора по 282 статье в 2013 году. Ни к какому насилию он, конечно, не призывал, но ненавидеть умел действительно как никто.

Одна из его самых злых политических книг называлась "Прогнать чертей" и была посвящена всей той бесовне, которая сидит на шее у русского народа и стремится его грабить и гнобить. Освобождение русских, возвращение русской нацией себе России, недопущение замены нас ни завезёнными ради экономии копеечки ордами, ни безликими ушлыми "россиянами". Один из первых знаменитых его текстов "Россияне и русские" и создал эту знаменитую оппозицию, в известном смысле не допустив нашего перекрещивания ельцинскими подручными, сформировав массовое негативное восприятие.

Деятельность Крылова как русского националиста была посвящена именно идее национального освобождения русских как в политическом, так и в ментальном смысле. Разумеется, эта деятельность встречалась со многими препонами, которые, пожалуй, увеличивались его личностной чертой – он никогда не стеснялся в публичных и публицистических выражениях, иногда просто увлекался "красным словцом", хотя в личном общении, напротив, был подчёркнуто доброжелателен, любезен и отзывчив. Но с трибуны, в газете, в редких выступлениях на ТВ резал, как ножом, и это многократно увеличивало сопротивление системы.

Но всё-таки он сделал очень много для становления в России умного, интеллектуального, "злого" национализма. Книги и статьи, сайты "Доктрина" и "Традиция", участие в младоконсервативном политическом движении и в сдвинувшим некоторые оси нашего политического самосознания докладе "Контрреформация", основная концепция которого принадлежит именно ему, легендарный в начале 2000-х еженедельник "Спецназ России", газета "Консерватор", правозащитное "Русское общественное движение" (РОД), созданное вместе с Натальей Холмогоровой, журнал "Вопросы национализма", так, увы, и не зарегистрированная "Национально-Демократическая Партия".

Честно говоря, я сперва не понимал, зачем ему понадобилось в тот момент, когда наконец-то ценители его литературного, прежде всего, творчества обеспечили ему неплохие деньги, вбухать их значительную часть на создание и финансирование заведомо безнадёжного в смысле регистрации партийного мероприятия. С годами я понял – НДП стала точкой сборки для многих молодых интеллектуалов-националистов, возможностью ощутить свое неодиночество и двигаться дальше по этому русскому пути. И регистрация или нерегистрация тут, в конечном счёте, была вторична.

Не все из этих "птенцов гнезда Крылова" оказались равноценны, но это уж как везде. Самое важное своё испытание НДП прошла в 2014 году, когда безоговорочно поддержала Русскую Весну, её активисты отправились сражаться на Донбасс, рекой потекла помощь, побывал и выступил в Донецке и сам Крылов. В отличие от некоторых других русских националистов, внезапно начавших "заукраинствовать", Крылов был предельно чётким. Безупречное "чувство врага" его не подвело и на этот раз.

Смотрел в лицо злу

В последние годы в Крылове, конечно, стало нарастать определённое разочарование и усталость, связанные как с полной бесперспективностью любых политических усилий, так и со сдающим здоровьем. "Розановские" провокативно-негативистские нотки в его голосе стали звучать всё чаще (в отличие от многих совершенно не считаю, что в сравнении Крылова с Розановым есть что-то комплиментарное, "розановским" было худшее, субъективистское, что в нём было, напротив, того "объективного" крыловского ума у Розанова, увы, не было). Я в какой-то момент даже вынужден был зло написать, что прошу не приписывать мне крыловских мнений на основании ставшего за много лет привычным выражения "Крылов и Холмогоров".

Здесь выявилась та сама проблема, которая изначально была заложена в его дуалистическом мировоззрении. Он все время смотрел злу в лицо, ходил слишком близко от Ангро-Манью, при этом не отдавая в полной мере отчёта в том, что злое начало может находиться не только вовне, но и нашёптывать изнутри (это первое, что узнаёт человек из православной аскетики). Совершенно дикие внутренние импульсы он по возможности сублимировал в отвратительной глумливой поэзии от имени "Юдика Шермана", но в какой-то момент этот абсорбент, видимо, переставал справляться, и ко мне обращались возмущённые знакомые: "Ну как такое можно писать?" А я утешал их: написав то, что Крылов уже написал, можно дальше писать почти всё что угодно. А сам Крылов в качестве своего рода компромисса все больше начал превращаться в Михаила Харитонова – великолепного писателя-фантаста, чей парадоксальный талант не могли не признавать даже враги, и это обеспечивало ему хотя бы пятачок пространства для социального признания и востребованности.

Конечно, ужасно давила маргинальность, в которую был вытеснен умнейший человек современной России и которая является настоящим нашим национальным позором. После смерти Александра Солженицына Крылов остался крупнейшим национальным умом России. Однако если к Солженицыну, Лимонову, Дугину, даже к автору этих строк (всегда во многом остававшемся лишь учеником Крылова) пришло какое-никакое, пусть полуофициальное и застенчивое, признание, Крылова официоз продолжал ненавидеть, чураться, игнорировать. И этого разделения государства и виднейшего русского ума уже не исправить, хотя именно оно и подтверждало правоту всех тех злых слов, которые он говорил в адрес нашей власти. Теперь из-за коронавирусного карантина мы, видимо, даже попрощаться с ним не сможем по-человечески.

Последнее, что я прочёл от него в соцсетях, было поздравление православных с "запрещённой" Пасхой, сопровождавшееся выражением сочувствия большинству и восхищением меньшинством, которое решилось праздновать, несмотря на все запреты. Очень жаль, что ему так и не суждено было прийти ко Христу, огромность этого ума местами порождала и огромную слепоту, а жизненной дистанции не хватило, он ушёл непоправимо рано. Но у Константина на том Суде будет могущественный заступник, тот, о ком он говорил с уважением и теплотой в течение всей жизни:

Существует только одна историческая фигура, которая является полной и абсолютной противоположностью не то что какому-то "Сталину", а вообще всей советчине в целом. Это Государь Император Николай Второй, безупречный человек и великий политик, поднявший Россию и русский народ на небывалую высоту – и убитый именно за это.

Молитвами святого Государя Господь да помилует этого блистательно умного и рыцарственного человека, сражавшегося всю жизнь за Россию и за русский народ, а значит, и за дело Божие. Нам же остаётся только оплакивать то, что он ушёл от нас так безвременно рано – столь многого не рассказав, не написав и не додумав.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.