ММКФ: Там разобьют консервативные киносердца

Как и все последние десятилетия, Москва выступает площадкой, где показывают качественные, но не «топовые» фильмы, причем в конкурсе обильно представлено кино стран третьего мира и Восточной Европы, много лент, сосредоточенных на социальной и житейской проблематике. Основной конкурс Московского Международного кинофестиваля (ММКФ) в настоящее время больше тяготеет к реалистичному кинематографу и меньше – ко всевозможным экспериментам.

В отличие от призеров Канн, Венеции или Берлина, московские лауреаты почти никогда не «выстреливают» и не становятся сенсацией, так и оставаясь крепкими середнячками. Впрочем то же тяготение к широкому географическому охвату и политкорректному уважениию многообразия культур и кинематографических традиций, характерно теперь для большинства фестивалей, захватив и Канны. Поэтому и их призеры последние два десятилетия – это, по большей части, такая же серятина, которую забывают почти сразу. Чуть поживее разве что Венеция.

Где те времена, когда героями кинофестивалей были Тарантино, Кустурица, фон Триер. Сейчас фестивальное кино стало синонимом скуки и либеральной идеологической правильности: сексменьшинства, мигранты, антирасизм, феминизм, люди с патологиями. Если война, то ужасная, если мир, то политкорректный. За разнообразием стран и ситуаций – однообразие идейных шаблонов.

В этом смысле ММКФ выигрывает хотя бы потому, что драмы о страданиях лесбиянок и мигрантов по большей части находят себе место только в специальных программах. И вот тут всё на любой вкус – однополая любовь, расчлененка, инцест, настоящее цунами рвотных масс (кинокритики развлекаются подсчетом в каком количестве фильмов показано не самое аппетитное действие и получается почти во всех). При этом российские кинообозреватели составляют гиды так, чтобы в основном привлечь внимание именно к такого рода кино. Мол, смотрите, там безобразия показывают. Безобразий на сей раз во внеконкурсном показе будет много. И это, по большей части, будут совершенно обычные для либерального кино безобразия.

В конкурсе же борются фильмы несколько более сдержанные, как правило, - без едкой голубой плесени, но это зачастую является их единственным достоинством.

Министр культуры РФ Владимир Мединский на церемонии открытия 40-го Московского международного кинофестиваля  в концертном зале "Россия". Фото: Валерий Шарифулин/ТАСС

До мысли, что хорошо бы попытаться сделать Москву точкой сборки настоящего консервативного кинематографа (поспособствовав, заодно, его возрождению из руин), постепенно доходят. Во всяком случае в свете последних событий она напрашивается. По крайней мере, Никита Михалков сообщил, что рассматривалось даже предложение вручить специальный приз Харви Вайнштейну, от которого отказались в виду чрезмерной скандальности такого хода. Но все-таки Никита Сергеевич счел возможным публично подчеркнуть свою солидарность с Катрин Денёв, которая вместе с сотней других француженок призвала помнить о разнице между насилием и мужским вниманием и не называть второе «харрасментом».

Я согласен с Катрин Денев - таким образом вы разрушаете отношения между мужчинами и женщинами. Вы пугаете мужчин подходить к женщинам, привлекая их подходить к другим мужчинам. Это тенденция, которая для меня неприемлема»,

- сказал Михалков.

Если консервативные ценности фестиваля не ограничатся снисходительностью к приставаниям и перейдут на более фундаментальные вещи – семью, родину, веру, разрушаемые современными докторами политкорректности, то в этом случае Московский фестиваль наконец найдет бы свое неповторимое лицо – на его призы многие бы сердились, его фильмы многие бы ненавидели, но это было бы серьезное событие для киномира. Пока же приходится довольствоваться фильмами, которые, в лучшем случае определяются как «неплохо» или «интересно».

Но что всё-таки можно найти в программе ММКФ-2018 любопытного и почему оно туда попало? Итак, конкурсная программа.

«Спитак» Александра Котта, совместная российско-армянская картина, приуроченная к тридцатилетию страшного землятресения, унесшего жизни десятков тысяч человек. Котт, прославившийся исключительно удачной «Брестской крепостью», рассказал историю армянина-эмигранта, который возвращается из Франции на родину, чтобы спасти свою семью. Фильм обращен к простым и понятным эмоциям – человеческая родственная любовь, христианская вера (подчеркнутая показом проповеди армянского католикоса в дни трагедии), сплочение людей всего СССР общей бедой. Помощь жертвам землетрясения было, пожалуй, последним объединяющим советских людей событием до начала последовавшего разбегания (и то оно уже шло, начинался Карабахский конфликт, которого не угасило даже землетрясение). «Спитак», пожалуй, в наибольшей степени соответствует тому направлению, которое постепенно развивается в нашем кинематографе – нацеленному на показ больших светлых человеческих эмоций, довольно сентиментальному.

Александр Котт. Фото: www.globallookpress.com

Но печально, что все три формально связанных с Россией фильма, так или иначе отчуждены от русской темы: в центре действия «Спитака» – Армения, «Ню» живущей в России китаянки Ян Гэ – история китайской девушки в Москве, которая всё ходит голой и пытается с кем-нибудь переспать, но что-то не получается, наконец «Царь-птица» Эдуарда Новикова – это региональный этнографический кинематограф, история об орле, который самовольно поселился у двух якутских стариков. Лента изобилует шаманизмом, а орел селится в избе, символически закрывая собой православные иконы.

«Офелия». Голливуд на этом фестивале представляет фильм родившейся в Австралии Клер Маккарти, в котором предпринята попытка дать женскую интерпретацию «Гамлета» глазами Офелии. Собрали перворазрядных голливудских звёзд – Дейзи Ридли, заглавная героиня «Звездных войн», Наоми Уоттс в роли Гертруды, «Драко Малфой» – Том Фелтон играет Лаэрта. Построили красивые интерьеры, сшили красивые костюмы, но американские критики дружно жалуются, что вместо Шекспира получилась дурная пародия на «Игру престолов» с деревянными диалогами и натянутым, хотя и переворачивающим «Гамлета» с ног на голову сюжетом. В мире, где есть уже великолепная переработка Гамлета Томом Стоппардом «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», позволять себе посредственность – некоторая роскошь. Впрочем, те же критики жалуются, что картина австралийки снята с нарочитым любованием молодостью, свежестью и красотой юных героев, и вообще заточена «для девочек». В этом, конечно, можно было бы усмотреть феминизм – в центре женщины, но женщины уж больно красивые, умные и изящные, то есть как говорят одноногие цветные феминистки в бесформенных робах: «объективированные».

Кадр из фильма "Офелия". Фото: moscowfilmfestival.ru

Картина у Маккарти получилась слишком «белая» и слишком гламурная для современного американского кино. Она строится как визуальное обыгрывание знаменитой «Офелии» художника прерафаэлита Джона Эверетта Милле и в этом смысле отчасти бросает вызов либеральному мейнстриму. Пусть даже бросает не слишком удачно, но такое кинематографическое прерафаэлитство по нынешним времена почти контркультура.

«12-й человек». Норвежец Харальд Цварт известен как автор боевиков локального масштаба. На сей раз он взялся за экранизацию самого знаменитого эпизода истории борьбы норвежцев с гитлеровской оккупацией – героического побега от гестаповцев Яна Балсруда, участника неудачной спецмисии партизан. В этом побеге было всё – заплыв по ледяному морю, переход через Люгенские Альпы, три недели в одиночестве в ледяной пещере, самостоятельная ампутация пальцев ног, заезд на северных оленях. Уже почти достигнув спасения, обезножевший, почти потерявший человеческий облик Балсруд был вынужден взять в руки оружие, чтобы снова отбиться от немцев. Самое поразительное, что прошел всего год после этой истории и ставший инвалидом, учившийся заново ходить Балсруд, уже снова работал тайным агентом в немецком тылу. Разумеется имея в арсенале такую реальную историю, превосходящую «Выжившего», просто невозможно было её не экранизировать – получился динамичный, красочный, жестокий фильм в центре которого знаменитая самоампутация. Фильм снова очень созвучный нашим современным кинозапросам – это динамичный военный фильм о мужестве и любви к Родине. 

«12-й человек». Фото: moscowfilmfestival.ru

В конкурсной программе ММКФ есть еще один фильм формата «одиночка отстреливается от множества солдат». Это «Гнев» португальского документалиста Сержиу Трефо, киноадаптация повести классика португальской литературы Мануэла де ла Фонсека. Это мрачная, графичная черно-белая драма о нищей жизни португальских крестьян в 1950-х и о гордом контрабандисте, который переходит дорогу сильным мира сего и принимает последний бой против множества солдат с конницей и пулемётами. Такое социальное кино с брутальной скупостью форм и грубоватой эпичностью содержания – богатые, армия и церковь против бедных и голодных. Этот фильм более органично смотрелся бы на старом советском ММКФ. 

Военную тему продолжает и корейский фильм  «Воспоминания о солдате». Но это чисто пацифистская драма о деревенском парне, которого призвали на корейскую войну, но он не хочет и не может убивать. После гибсоновского «По соображениям совести», где показан христианский патриотический пацифизм, все фильмы, строящиеся вокруг «абсурда войны» выглядят, честно говоря, малоубедительно.

Большинство других фильмов этого конкурса напоминают региональные и культурные представительства и в этом, кажется, их главное достоинство. В остальном они кажутся снятыми почти под копирку. Латинская Америка: «Год без Леона» – женщина жила с мужчиной, но он умер, зато вдруг ниоткуда берется его дочь; Турция: «Халеф» - к мужчине заявляется человек, заявляющий, что он – реинкарнация его погибшего брата; Узбекистан: «Стойкость» – к живущему в суровой Каракалпакии бывшему советскому офицеру Сайдулле является во сне его сослуживец с автоматом; Казахстан: «Ночной бог», квинтэссенция центральноазиатского авторского кино – вообще ничего не понятно.

На этом фоне гости из Европы выглядят хотя бы привычно: итальянский (ММКФ от его зарождения в эпоху советско-итальянской дружбы и культа режиссера Феллини в СССР всегда был до некоторой степени русско-итальянским фестивалем) фильм открытия «Неаполь под пеленой» - случайная связь женщины-патологоанатома с мужчиной заканчивается тем, что он оказывается на её столе для исследования трупов, а полиция обнаруживает на его телефоне её интимные снимки (это впрочем, несмотря на интригующую завязку, еще и не детектив); франко-бельгийская (отвечает за франкофонов) комедия  «Гаспар едет на свадьбу» про молодого человека, который едет на очередную из бесчисленных свадеб своего отца; новозеландское кино (отвечает за англосаксов) о социальных маргиналах «Заблудшие» – он бывший заключенный, она душевнобольная, чем не начало большой любви. Чуть больше обнадеживает польско-литовский (отвечает за Восточную Европу) фильм «С пеной у рта» – тренер служебных собак так увлекся своей ревностью к жене, что упустил момент, когда его подопечные заболели бешенством и вырвались на волю.

"Неаполь под пеленой". Фото: moscowfilmfestival.ru

Главной загадкой ММКФ является фильм «Ричард спускается в ад» - итальянский мюзикл (да-да, там все поют, и отменно плохо поют, но в стиле итальянской эстрады) с кислотно размалеванными героями и мутным сюжетом о борьбе в аристократическом клане Манчини. Это настолько запредельно отвратительно, что почти начинает нравиться.

В итоге, минимально обнадеживающе выглядят лишь «Спитак», «12-й человек» и, отчасти, «Гнев», «Офелия» и «Воспоминания о солдате» – хотя бы понятно зачем эти фильмы смотреть и что хотел сказать автор. Во всех остальных случаях явно первенствует фактор географического представительства и не слишком большая скандальность содержания.

Зато со скандалом всё в порядке в других, внеконкурсных программах фестиваля. Там, как говорят в интернете, царят «трэш, угар и содомия». Может быть они бы вошли и в московский конкурс, но, тут нас опередили Берлин и Венеция, право первого показа отдали именно им. И вот тут перед нами предстает настоящий парад гримас политкорректности.

Победитель Берлинале «Не прикасайся ко мне» (или «Недоторга») румынского режиссера Адина Пинтилие – до судорог политкорректная драма о женщине, которая боится прикосновений. Вся натуралистично поданая проблематика «гендера» в одном флаконе.

«Моего брата зовут Роберт и он идиот» Филиппа Грёнинга, вызвавший раздраженные его невыносимой затянутостью отклики в Берлине. Чрезвычайно тесная, по сути инцестуальная близость брата с сестрой проходит в детских играх и философских спорах о природе времени с цитатами из Хайдеггера, а пари о сексе заканчивается кровавой бойней. Впрочем, всё это мы в гораздо более презентабельной форме видели в «Мечтателях» Бертолуччи, но там французские братец с сестрицой уходили в революцию 1968 года – кидать бутылки в полицейских, здесь же немецкие близнецы насилуют и убивают. Фильм до некоторой степени разрешает загадку, как нация философов могла устроить в ХХ веке две мясорубки в центре Европы.

О скрывающемся внутри человека зле и французская трагикомедия «Миссис Хайд» Сержа Бозона. Изабель Юппер в какой уже раз играет «синий чулок», в котором бушуют демонические страсти. На сей раз скучная учительница физики Жекиль под влиянием электрического разряда превращается в зловещую, мстительную и харизматичную миссис Хайд, терроризирующую французскую школу, укомплекетованную преимущественно мигрантами. Хорошо, только мы опять это всё уже видели – демонов внутри застенчивой женщины – в «Пианистке», гнев учительницы на не желающих приобщаться к французскому просвещению африканцев и арабов – в действительно перворазрядном «Дне юбки» («Последний урок») с Изабель Аджани.

"Миссис Хайд" Сержа Бозона. Фото: moscowfilmfestival.ru

На этом фоне производственная драма Томаса Штубера «Между стеллажей», еще один гость из Берлина, - прямо-таки островок нормальности. История любви грузчика и сотрудницы кондитерского отдела, простая, трогательная, изысканно снятая, как умеют снимать немцы, когда хотят. Нет ли закономерности в том, что такой хороший фильм, посвященный человеку большинства, остался в Берлине вовсе без призов. Лучше бы его заманили в Москву.

Еще грустнее, когда в Берлин же отъезжают наши, в частности Тимур Бекмамбетов, продолжающий эксперименты с фильмами, снятыми на десктопе компьютера. «Профиль» - это история журналистки, которая решила написать материал об игиловских походно-полевых женах (на самом деле секс-рабынях). Девушка регистрирует фейковый аккаунт молодой исламистки в сети, начинает лайкать видео казней, и нарывается на профессионального вербовщика, общение с которым затягивает её с головой. Заканчивается всё предсказуемо шариатской свадьбой по скайпу и отъездом в Сирию к новому «мужу» террористу. Основанный на книге французской журналистки Анны Эрель «Я была джихадисткой», фильм Бекмамбетова довольно далеко отстоит от оригинала, работа журналиста-расследователя показана там с грубыми ошибками. Что не помешало берлинцам присудить Бекмамбетову приз зрительских симпатий.

Разумеется, в огромных количествах привезена в Москву и политкорректная пропаганда. Иногда – довольно сносная, как австралийский «Сладостный край» Уорвика Торнтона, включенный в конкурс Венецианского кинофестиваля. Австралия первой половины ХХ века, жестокая сегрегация аборигенов белыми поселенцами. Чернокожий поднял руку на белого – судья, христианин, полон решимости судить по справедливости, а не предрассудку, но помимо закона есть еще и суд линча.

А вот восточноевропейская либеральная пропаганда отличается какой-то нарочитой выпуклой абсурдностью. Венгерская лента «Спутник Юпитера» заточена против миграционной политики Виктора Орбана (собственно к выборам и выпускалась) – разнузданная апология беженства и открытых границ. Раненный пограничниками сириец получает возможность летать и «преодолевает барьеры», что очень не нравится тем, кто придерживается принципа Европа для европейцев.

"Спутник Юпитера". Фото: moscowfilmfestival.ru

Глумливо-издевательское «Лицо» Малгожаты Шумовской пронизано ненавистью ко всему, что связано с польским правым поворотом – национализму, католицизму, семейным ценностям. Молодой парень падает с высоты на стройке самой большой в мире статуи Иисуса, и становится отверженным, но, в то же время, первым кому успешно пересадили лицо – с зада. Ненависть к традиционалистски настроенному католическому обществу буквально затопляет экран. Впрочем, и она закономерно получила гран-при в Берлине.

Если Христианство и интересует современных кинематографистов, то как инструмент для утверждения более понятных им прогрессивных ценностей, например – экологических. «Первая реформатская церковь» Пола Шредера это история военного священника, который ищет утешения после гибели сына в Ираке, служа в церкви-музее, первой голландской реформистской церкви на территории Америки, построенной из белого дерева. И вот однажды к нему обращается Мэри, жена эколога-радикала, который склонен к терроризму и считает, что мир так отравлен заговором корпораций, что рожать смысла не имеет, а лучше сделать аборт. Мэри хочет сохранить ребенка, но её супруг гибнет. И вот вместе со священником она обнаруживает, что заговор корпораций против экологии и впрямь существует и… ну разумеется в нем участвуют высшие церковные чины, куда же без этого. Если не можешь уничтожить веру совсем – хотя бы противопоставь веру прихожан и веру епископов.

Получается во многом парадоксальная ситуация. Основной конкурс ММКФ достаточно сдержан, консервативен и базируется на здравых принципах – вера, патриотизм, семья, там не царит извращенческое помешательство. Но найти в ворохе слабых фильмов хотя бы несколько сильных и имеющих международное, а не чисто регионально-этнографическое значение, оказывается непросто. Поэтому зрительское внимание на ММКФ захватывают внеконкурсные программы на которых царствует сегодняшний европейский мейнстрим, то есть политкорректность, извращения, пропаганда против любой нормальности. Однако эти фильмы из Берлина, Венеции, иногда Канн, если не в самом деле сильнее, показываемых в Москве, то по крайней мере считаются таковыми.

И вот зритель разрывается между умеренно-консервативно скучным и радикально-либеральным культовым кино (даже если культовое не всегда значит интересное). Ну а кто ж в здравом уме, когда речь идет о зрелищах, предпочтет скучное интересному. Ну а если предпочтет, приставленные кинокритики его поправят. Пока такое положение дел сохраняется, никакого исхода из ЛГБТлага для нашего фестивального кино попросту нет.

И это тем обидней, что Московский кинофестиваль вполне мог стать точкой сбора консервативных киносил всего мира. Если бы мы потратили несколько лет на собирание и консолидацию хотя бы небольшого консервативного, христианского, уважающего семью, родину и веру кинематографического сообщества, то Московский кинофестиваль стал бы совершенно особой величиной. Просто надо работать и любой ценой приглашать подходящие по идейным и эстетическим принципам фильмы, формировать новую шкалу оценок.

Скажем, в 2017 году что мешало пригласить в Москву «Христа под следствием» Джона Ганна, фильм посвященный истории журналиста Ли Стробела, решившего доказать жене, что Христос не воскресал, а в итоге обратившегося под воздействием неопровежимости евангельского рассказа и горячей веры самой жены? Эта киноработа ну точно не слабее того, что обычно показывают в конкурсе и вне конкурса. Ни на каких фестивальных площадках не выступал прекрасный христианский и патриотический (к тому же подчеркнуто антирусофобский) «Поезд на Париж» Клинта Иствуда, закономерно затравленный американской кинопрессой.

Москва имеет все шансы стать консервативным Ватиканом, консервативной Меккой современного мира – в идеях, в религии, в культуре, в том числе и в кино. Но пока мы этот шанс упускаем.