"Я видел Рай": Оптина пустынь снова встретила Достоевского

"Этот – кающийся"

Слова, вынесенные в подзаголовок, принадлежат великому духовному подвижнику XIX века – святому старцу Амвросию Оптинскому. Человеку, в последние годы жизни практически постоянно прикованному к постели, но неимоверно сильному духом. И, что по-настоящему удивительно, ставшему центром духовного притяжения для многих русских мыслителей и литераторов. Очень разных: от великого русского мыслителя-консерватора Константина Леонтьева, принявшего здесь тайный монашеский постриг, до весьма далёких от Церкви. Как тот же Лев Толстой, неоднократно бывавший в Оптиной, но сохранивший горделивое упорство в антицерковных воззрениях.

Среди них был и Фёдор Достоевский. Он приехал в Оптину не для дискуссий, не для спора ради спора. А как глубоко верующий православный христианин. Да, непростой, да, порой мятущийся человек, но прибывший в это святое место с главной христианской целью – ради покаяния. И потому в оптинских преданиях сохранились слова старца Амвросия о Достоевском: "Этот – кающийся". Краткие, но удивительно ёмкие.

Лучшей характеристики для христианина не придумаешь: "умный", "гениальный" или даже "мудрый" – всё не то, всё тлен. Главное – "кающийся". Именно в этом залог христианского смысла жизни – спасения души. Вот как описывала те дни вдова Достоевского Анна Григорьевна в своих воспоминаниях много лет спустя:

Вернулся Фёдор Михайлович из Оптиной Пустыни как бы умиротворённый и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи Пустыни, где ему привелось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым старцем, о. Амвросием, Фёдор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине, и вынес из его бесед глубокое и проникновенное впечатление. Когда Фёдор Михайлович рассказал старцу о постигшем нас несчастии и моём слишком бурно проявившемся горе, то старец спросил его, верующая ли я, и когда Фёдор Михайлович отвечал утвердительно, то просил его передать мне его благословение, а также те слова, которые потом в романе старец Зосима сказал опечаленной матери... Из рассказов Фёдора Михайловича видно было, каким глубоким сердцеведом и провидцем был этот всеми уважаемый старец.

Горе – это смерть маленького, 2,5-летнего сына Достоевских Алёши в мае 1878-го. Сложно сказать, что творилось тогда в душе у Фёдора Михайловича, поскольку в это время он не вёл свой знаменитый "Дневник писателя". Но, очевидно, что в Оптину пустынь он отправился в том числе и в связи с этой трагедией. Прекрасно осознав ещё с тех пор, когда сам стоял на расстрельном плаце в 1849 году, что утешение можно найти только у Бога. Утешение и спасение. И не только для себя, а и для всего русского народа.

С 1849 года, когда молодой Достоевский был революционером и почти нигилистом, писатель сильно изменился. Во многом благодаря... каторге. Да-да, именно благодаря ей. Поскольку в эти страшные для каждого каторжанина годы погрузился в истину Благой вести – Евангелия. Собственно говоря, именно в день расстрела, милостиво отменённого Императором Николаем I (хотя и с требованием сообщить о помиловании арестантам в самую последнюю минуту казни), и начался долгий путь Достоевского в Оптину пустынь. Путь, завершившийся в 1878 году и приведший к написанию "Братьев Карамазовых", где за образом старца Зосимы скрывается тот самый батюшка Амвросий.

Памятник на тропе

Скульптор Салават Щербаков, создавший памятник Достоевскому в Оптиной пустыни, открытый 7 июля наместником обители епископом Можайским Иосифом, полномочным представителем президента России в Центральном федеральном округе Игорем Щёголевым и губернатором Калужской области Владиславом Шапшой и главой Императорского Палестинского Православного общества Сергеем Степашиным, вспоминает:

Сначала я хотел показать величие Фёдора Михайловича. Но в Оптиной очень быстро понял свою ошибку. Не Достоевский здесь главный, он – лишь один из кающихся людей, пришедших к старцу Амвросию. И после долгих совещаний с братией монастыря родился этот образ: человека, идущего по тропе покаяния.

Тропа покаяния – небольшая дорога от Оптиной пустыни через лес к Иоанно-Предтеченскому скиту обители. Месту, где жил старец Амвросий. Путь недолгий, 5-7 минут небыстрым шагом. Но в эти минуты практически каждый, кто шёл к старцу, успевал задуматься о своих грехах. Одним из этих людей и был Достоевский, фигура которого, созданная скульптором Щербаковым, полностью отражает всю глубину этого покаянного чувства.

Фото: Оптина пустынь

О чём же говорил писатель со старцем? Тайна исповеди, конечно же, незыблема. Тем не менее в монастырском предании сохранились фрагменты этой беседы. Достоевский рассказал старцу, что раньше он ни во что не верил.

– Что же вас заставило повернуть к вере? – спрашивал его батюшка...

– Да, я видел Рай. Ах, как там хорошо, как светло и радостно! И насельники его так прекрасны, так полны любви. Они встретили меня с необычайной лаской. Не могу я забыть того, что пережил там, – и с тех пор повернул к Богу!

Эти слова сохранились в воспоминаниях другого Оптинского старца – Преподобного Варсонофия, который лично никогда не общался с Достоевским. Но, зная о нём из рассказов других насельников Оптиной пустыни и, несомненно, обладая духовным видением, старец Варсонофий сделал заключение: "Мы веруем, что Достоевский спасён".

"Праздник русского духа"

"Дни Достоевского в Оптиной пустыни" вполне можно назвать словом "фестиваль". Но это совершенно точно не "культурно-массовое мероприятие". Хотя в массовости ему не откажешь: за три дня в Оптиной и на её подворье в селе Губино, где прошли многие мероприятия "Дней Достоевского" (к слову, организованные при участии нашего творческого объединения "Царьград. Культура"), побывали несколько тысяч человек.

Круглые столы и лекции, кинопоказы и концерты – всё это очень значимая, но не главная часть события. Центром же их стали молитвы и богослужения. Каждый, побывавший в Оптиной, смог прикоснуться к тому, без чего ни один монастырь, ни один храм просто не может жить. Сколь величественен бы он ни был в архитектурном плане. И потому неслучайно заместитель Главы Всемирного Русского Народного Собора и учредитель нашего телеканала Константин Малофеев назвал это событие "праздником русского духа".

Протоиерей Андрей Ткачёв, уже второй год принимающий участие в "Днях Достоевского в Оптиной пустыни", уверен: есть два типа русских людей. Русские, читавшие Достоевского, и русские, его не читавшие. Собственно, для нашего времени, когда у каждого есть возможность его прочесть, отец Андрей ставит задачу ещё жёстче: если ты не читал Достоевского, ты – не русский. Строго? Пожалуй. Но справедливо. Ведь творчество этого писателя – это лучшая прививка русскости и вакцина от безродности.

А уж что касается сегодняшней СВО, то, наверное, никто лучше Достоевского не сказал на эту тему из далёкого 1870-го. Когда в письме Аполлону Майкову Фёдор Михайлович вспомнил времена Крымской войны 1853-1856 годов, в которую против Российской Империи, как и сегодня, ополчилось всё западное "прогрессивное человечество", так называемые "союзники". И вместе с тем показывая, что даже среди былых нигилистов в такие моменты просыпалось подлинно русское чувство:

В случае не то что русской беды, а просто больших русских хлопот самая нерусская часть России, то есть какой-нибудь либерал – петербургский чиновник или студент, и те русскими становятся, русскими себя начинают чувствовать, хотя и стыдятся признаться в том. Я вон как-то зимою прочёл в "Голосе" серьёзное признание в передовой статье, что "мы, дескать, радовались в Крымскую кампанию успехам оружия союзников и поражению наших".

Нет, мой либерализм не доходил до этого. Я был тогда ещё в каторге и не радовался успеху союзников, а вместе с прочими товарищами моими несчастненькими и солдатиками ощутил себя русским, желал успеха оружию русскому – хоть и оставался ещё тогда всё ещё с сильной закваской шелудивого русского либерализма, проповедованного говнюками вроде букашки навозной Белинского и прочими.

Таки да, Достоевский не лез в карман за острым словцом против либералов. И был в этих словах абсолютно прав. Вот только власти не всегда прислушивались к подлинным пророкам нашего Отечества, каковым, несомненно, был и Фёдор Михайлович. Благо в "Дни Достоевского в Оптиной" звучало не только восхищение его творчеством, его глубочайшим психологизмом, но и политически актуальные слова писателя.

Что с того?

А вывод предельно прост: "Дни Достоевского" – прекрасное подспорье для того, чтобы нам, русским, остаться русскими. Ведь для того чтобы нам сохранить себя, нужно наконец начать читать Достоевского. Причём не только и даже не столько в сегодняшней школьной программе. "Преступление и наказание" – великая вещь, но ничуть не менее важно прочесть и "Братьев Карамазовых". И просто обязательно "Бесов", без прочтения которых невозможно понять того, что произошло с нашей страной в XX веке.

Более того, не на уроках русской литературы, а в курсе русской истории очень полезно изучать, пусть фрагментарно, "Дневник писателя" 1873-1878 годов. Вот где подлинная сокровищница мудрых исторических и чрезвычайно актуальных политических мыслей. В том числе – о будущем нашей страны. России не войн, смут и революций, а святых обителей. России, стремящейся к тому самому идеалу Святой Руси, который жив уже больше тысячи лет. И который был столь близок Достоевскому. Рабу Божию Феодору, коему вечная и светлая память!